|
В связи с нарастанием вала материалов, так или иначе связанных с цивилизационными разломами, порожденными "столкновением вер", я хотел бы вернуться к нашей полемике с Вадимом Цымбурским. У нас вышел спор о русском викторианстве. Спор, в сущности, поверхностный. Мой оппонент и я подошли к сходным вопросам с разных сторон. Он как философ, а я в большей степени как историк. Он теоретизирует, а меня реальность в ретроспективе интересует как материал для составления футуромеханических сценариев. Итак, я считаю, что необходимо создание альтернативного информационного поля, благоприятного для роста новой цивилизации в России. Одним из элементов подпитки этого поля я считаю утверждение эстетики "русского викторианства", основанного на определенной идеализации Российской империи и переносе наиболее привлекательных "картинок" из имперского прошлого в настоящее и будущее. Рассуждения о том, зачем это делать, как, и что уже сделано, можно прочесть в моей статье "Викторианская Россия". Г-н Цымбурский считает эту задачу неактуальной. Правильнее, с его точки зрения, "растить" новую элиту, русских джентльменов, исполненных викторианской этики (не эстетики, как у меня). А уж элита построит/вырастит все остальное. Полагаю, ни сконструировать культурно-исторический тип, ни "вырастить" для него элиту невозможно. Способность к изменению реальности в духе нарождающегося культурно-исторического типа имеет мистическую, неумопостигаемую основу. Либо у определенного процента суперэтноса она есть, либо ее нет, и хоть разбейся, ничего не выжмешь из этих людей. Более того, на мой взгляд, основные параметры цивилизационного генезиса всегда заданы трансцендентно. Если генезис уже начался, можно всего лишь повлиять на вектор развития, подкорректировать его. В этом смысле, заняться утверждением новой этики и новой эстетики в информационном пространстве с целью трансляции ее лидерам нового народа — в высшей степени правильное дело. Следует заниматься и тем, и этим. И то, и это могут быть составляющими единой парадигмы русского викторианства. Как говорится, пожали руки "…и в дальний путь на долгие года". *** Но одно крупное, сущностное разночтение у нас с Вадимом Цымбурским налицо. Собственно, мой оппонент и я видим разные "стартеры" цивилизационого генезиса. Он считает, что наличие самостоятельной цивилизации можно фиксировать только тогда, когда у нее есть своя философия, заведомо отличная от философских систем "соседей". Иными словами, свое мировоззрение, выраженное в четких философских категориях и при этом поддерживаемое в интеллектуальной и практической деятельности той самой элитой, которую надо "растить". Иначе и говорить не о чем, забег не начался. Я считаю, что необходимых условий для подобной фиксации два, и оба они не вписываются в платформу Цымбурского. Во-первых, цивилизация существует тогда и только тогда, когда у нее есть сверхценность религиозного характера. Во-вторых, цивилизация заведомо обречена на скорую гибель, если отсутствует Традиция — т.е. способность суперэтноса ("населения цивилизации") к сознательным усилиям, а если надо, то и жертвам во имя сохранения этой сверхценности. Таким образом, философия оказывается в иерархически подчиненном положении по отношению к сверхценности. Она и возникает-то лишь после того, как данная сверхценность стала сознательным выбором макросоциального организма и приобрела способность к постоянному воспроизведению. Философия, на мой взгляд, всегда является производной от веры. Условно говоря: мы выбрали некий набор аксиом, очевидным образом связанный с трансценденцией; теперь от этой печки можно плясать, объясняя и преобразуя мир. Боюсь, мне трудно признать возможность существования сколько-нибудь серьезной философии вне этого выбора или до него. И я не могу согласиться с тем, что производная от него может трактоваться как главный маркер культурно-исторического типа. Мой взгляд нельзя назвать новым: многие мыслители, работавшие в русле цивилизационного подхода к истории человечества, как в России, так и за ее пределами, в разной форме высказывали этот принцип. Иногда более твердо, иногда менее. Для наших дней он значит следующее: любые феномены частной и общественной жизни, да и вообще любые феномены, интерпретируются с точки зрения веры, т.е. для России — с точки зрения православия. Но это не равнозначно прямым мостикам в духе "тут бесы, а тут наши", или: "Христос тракторов не знал, и нам не надо". Нет. Катехизис, Священное Писание и Священное Предание — основа для понимания, но далеко не все ограничивается основой. Трактовка сложных этических или эстетических проблем может быть весьма изощренной, избирать самые разные логические или интуитивистские механизмы. Не так давно мне пришлось читать роман Далии Трускиновской "Дайте место гневу Божию". Четыреста пятьдесят страниц служат своего рода передаточным механизмом от нескольких строк Евангелия к современной российской реальности. Это, конечно, не философия, а художественная литература, но, полагаю, если бы такого рода задача решалась в рамках философского трактата, объем, возможно, был бы существенно больше. Что ж современная Европа, какая у нее сверхценность? Ведь именно там формируется довольно устойчивая социальная ситуация, интеллектуально подпитываемая многоликим гностицизмом. Но как расшифровывается суть этого гностицизма? Колеблюсь между двумя ответами. Первый из них кажется мне более правильным, второй — более корректным. Итак: а) Европа стремительно теряет остатки цивилизационного статуса, превращаясь в "этнографический материал"; при Карамзине и Пушкине она привлекала русскую элиту высотами духа; сейчас она может привлечь разве что остатками материального благополучия. Сытно, чистенько, благоустроено. Alles gut. А разрушение культурно-исторического типа под гнетом естественной старости и разрушительной работы антисистем неизменно порождает простенькую философию вседозволенности, абсолютного освобождения личности от запретов и обязательств. Или же стимулирует попытки сказать невероятно простые вещи, употребив невероятно сложные формы высказывания… Собственно, Маркузе, Фуко, Башляр, Деррида, Делёз, Нэсбит оставляют впечатление угнетающей содержательной скудости. Последним всплеском европейской интеллектуальной мощи были классические экзистенциалисты, по Камю и Сартра включительно. Дальше — смерть, ничего по сегодняшний день, пустые игры со стекляшками, раскурочивание старых смыслов, общественное хулиганство. Это псевдоустойчивость, это псевдостабильность. Ведь на пути от инфаркта к инсульту пациент находится в стабильном состоянии. Да и переход от дряхлости к агонии тоже не столь заметен… б) Основная религия современной Европы — внебожие. Католичество и классический протестантизм по количество адептов заметно уступают этой конфессии. Бог не умер, да и не то что бы никогда не существовал, как утверждали самые заскорузлые материалисты, нет. Бог вынесен за скобки. Бог и все с ним связанное оказались в положении игнорируемой сферы духа — таков истинный религиозный лозунг современной Европы. Неважно. Не надо обращать внимание. Может, там что-то и есть, буддо-ягве-ктулхическое, но зачем образованному человеку наших дней думать об этом? Он что, впал в детство? Утратил серьезность? У него других дел нет? А налоги, скажем, заплачены? А? Таким образом, если в современной Европе и есть цивилизация, то она основана на религиозной сверхценности аутотеизма, т.е. внебожия. Ведь необходимость исключения Бога из действительности тоже принимается актом веры… Что в первом, что во втором случаях, от такой платформы надо отстраняться. Она заразна. Следует запастись инсектицидами. Интеллектуальная бедность России наших дней состоит в том, что до сих пор никем не создана полновесная философская система, скрепляющая основы нашей веры со всей полнотой жизни. Есть отдельные аспекты, есть удачные работы, есть интересные люди, а системы по-прежнему нет. Может быть, она рождается на наших глазах. Русский интеллектуал может приучить себя к тому, чтобы читать и вчитываться в писания святых отцов и современных старцев, но это тяжелая работа. Наличие подобного рода системы заполнило бы вакуум между небесным фундаментом откровений, максимами отцов Церкви и неласковой пестротой современности. Такова задача.
|
|
l
: 19
