14.07.2005, (Сергей Черняховский) Право на сопротивление как гарант Конституции

Версия для печати

Конституция Декабрьской Республики — забавный, но при этом достаточно сложный феномен политической жизни современной России. Это некий узел отношений и соглашений, не столько определивший, сколько отразивший условия игры политической элиты страны.

Сегодня общепризнанно, что в ней, поскольку писалась она наспех, имеется много белых пятен и неточностей, а то и прямых противоречий. С другой стороны, столь же общепризнанно, что она задает явный перекос в пользу полномочий президента, которые на порядок превосходят конституционные права президента США — самой образцовой президентской республики современного мира.

И в том, и в другом обстоятельствах можно найти как достоинства, так и недостатки. И то, и другое — само по себе в достаточной мере условно и неточно.

Ибо нынешняя Конституция писалась под одну политическую реальность, возникшую в результате государственного переворота 19 сентября — 4 октября 1993 года. Однако действовать она стала в новых условиях. За одним переворотом последовал другой — электоральный переворот 12 декабря 1993 года, когда реальные итоги голосования в значительной степени нивелировали результаты военной победы власти 4 октября.

При этом Конституция вступила в силу вовсе не в результате одобрения обществом расстрела предыдущего парламента. Сегодня всем, кто имеет какое-либо отношение к политическому процессу ясно, что проект Конституции не прошел через референдум — последний попросту не состоялся, а итоги его были фальсифицированы. Однако тупиковая ситуация, которая должна была возникнуть в результате этого "сбоя" — была разрешена конституционным консенсусом властной и элитной оппозиции, выразившемся в том, что власть признала успех оппозиции на выборах в Думу, а оппозиция — согласилась не оспаривать итоги Референдума 12 декабря.

Декабрьская республика была республикой элитного компромисса. Этот компромисс и оппозиции, и власти в лице Бориса Ельцина позволял чувствовать себя вполне комфортно, поскольку первой гарантировались значимые места в публичной политике, а второй — право на реальную власть в стране.

За счет того, что текст Конституции был полон недоговоренностей, действующие игроки смогли взять его на вооружение как оформление неких конвенциональных правил игры. Размытость текста была серьезным плюсом, поскольку многое могло читаться совсем не так, как хотелось бы каждой из сторон.

В частности, так обстоит дело с пресловутыми гипертрофированными полномочиями президента. Они, конечно, таковыми бы и были, однако только в том случае, если действующий президент реально был сильнее остальных групп власти.

Строго говоря, хотя президенту и приписали все то, на что в Конституции, скажем, в США имеет право Конгресс, стоящий там формально выше главы государства. Однако, в отличие от тех же США, президент в России не возглавляет исполнительную власть. Он действительно формирует правительство и может им оперативно руководить, но, только, при слабом парламенте, слабых партиях и имманентном страхе элиты перед президентом.

Строго говоря, парламент, состоящий из сильных и реальных партий, без проблем может трижды отклонить предлагаемую главой государства кандидатуру премьера, выйти на следующие выборы и, получив на год неприкосновенность, навязать президенту своего премьера.

Для этого только надо не побояться дополнительных выборов, а для этого — видеть в связи с обществом источник своей силы, а не рассматривать свой предыдущий успех как случайно доставшийся приз.

Парламент вообще, имея право на утверждение бюджета, может на его основании просто диктовать свою волю и правительству, и президенту, контролируя выделение средств на их деятельность. Утвердить, скажем, для последнего минимальный цивильный лист и минимальный бюджет его Администрации, достаточный только для исполнения представительских функций, а за любую нелояльность — еще больше их снижать. Не выполнило то или иное министерство требование профильного парламентского комитета — срезали деньги. Проявило МВД излишнюю ретивость в борьбе с акциями ведущих парламентских партий — урезали финансирование. И ходили бы министры, заглядывая в глаза Зюганову (в первых двух Думах), и бегали бы с отчетами на парламентские комиссии. А отказались те или иные лица отвечать в парламентской комиссии, — в ответ может последовать закон о неуважении к парламенту. Как в США в известный период: два года заключения.

То, что парламент в современной России никогда не пользовался такими конституционными возможностями, есть лишь проявление трусости политических элит и лидеров партий, вытекающей, конечно, из комплекса поражения в 1993 г., а также — слабости этих партий и ущербности элиты.

Конституция 1993 г., при всех своих недостатках, достаточно нейтральна, она дает возможность тому, кто сильнее и смелее, лучше пользоваться своими конституционными правами. И, в известном смысле это — нормально, ибо позволяет сохранить свободное поле для относительно честной политической игры.

Поэтому, когда к власти пришел еще более сильный президент, все завоевания оппозиции оказались под большим вопросом, а парламент до конца превратился в декорацию институционального дизайна. Для Путина уже ничего не значили элитные компромиссы иной эпохи и иного правления, он стал утверждать новые правила игры, в общем-то — не противоречащие Конституции, в силу опять таки многих двусмысленностей последней.

В Англии королева поручает лидеру победившей партии сформировать кабинет не потому, что так записано в Конституции, которой там нет, а потому, что есть политическое табу: нельзя пренебрегать волей парламента. И восходит это к тому времени, когда король, игнорировавший волю парламента, лишился головы.

Если бы нарушение президентом Конституции, например издание Указа, признанного противоречащим Конституции, стало бы основанием хотя бы для отстранения от должности, а лучше — поводом для судебного преследования по статье о злоупотреблении властью или об организации государственного переворота, — традиция соблюдения Конституции властью начала укрепляться семимильными шагами. Если бы президент, расстрелявший парламент, ответил перед Уголовным Кодексом как любой, кто вздумал бы организовать боевой отряд и штурмом взять здание парламента, игры с трактовкой Конституции быстро оказались бы запретными.

Отучить власть от таких махинаций, наверное, можно только практикой народного сопротивления.

Кстати, Конституция США пресловутое право на ношение оружия установила именно в аналогичных целях: как гарантию от злоупотреблений власти, неявно записав за гражданами право на организацию вооруженных отрядов в целях противодействия власти в случае превышения последней своих полномочий.

Поскольку же неисполнение своих обязательств, стало у российского государства традицией этого же двадцатилетия, конечную гарантию конституционных прав граждан вполне обоснованно можно заимствовать в той же юридической традиции США, которая ведет свое начало от Декларации Независимости 1776 г.: "Всякий народ, подвергшийся угнетению, имеет не только право, но и обязанность на восстание против этого угнетения".

Что если записать это в Конституции России!? И дополнить правом на ношение оружия?