05.12.2005, (Константин Крылов) О постсоветской государственности

Версия для печати

"Постсоветская государственность" — так обычно называют то политическое состояние, в котором находятся все — включая Россию — бывшие республики СССР, кроме прибалтийских, вписавшихся в восточноевропейский блок.

Обычно "постсоветскую государственность" определяют как временное, переходное состояние: от советской республики к полноценному государству.

Что такое "полноценность", обычно стараются не обозначать слишком явно. Уже понятно, что такие очевидные критерии полноценности, как высокий уровень экономического развития, мощь, или даже политическая самостоятельность для постсоветских государств недостижимы в принципе. Но не следует путать полноценность и успех: первое — здоровая норма, второе — редкое исключение. Сейчас уже ясно, что в ближайшее время никаких успешных государств, кроме США, Западной Европы, Китая и нескольких азиатских стран, не будет. Всем остальным придётся довольствоваться тем скромным местом, которое им отведут успешные государства. Однако даже скромное место может быть вполне приемлемым.

Определим полноценную государственность как состояние страны, при котором у неё есть прошлое (признаваемое именно за её собственное прошлое) и будущее (наличие которого не отрицается), причём и прошлое, и будущее воспринимаются большинством населения страны как приемлемые.

Подчеркнём, что речь идёт не о каких-то пропагандистских конструктах "для быдла". Национальная история — это та установка, которой государство (в лице его руководства и элит) придерживаются на самом деле. Национальный проект — это то, что они на самом деле намерены осуществлять.

Теперь зададимся вопросом: возможна ли вообще полноценная постсоветская государственность?

Прежде всего, исключим из полноценных государств Россию. Что бы не делалось в РФ, это по определению является поражением, так как сама РФ — дитя разгромленного в Третьей Мировой СССР. Больше того, это государство, существующее за счёт отрицания своего прошлого (точнее, не своего, а русского прошлого, формой отречения от которого и является "эрефская" государственность), а также за счёт продажи на корню своего будущего (то есть, опять же, не своего, а любого возможного будущего "на этой территории и с этим народом"). Грубо говоря, РФ существует только для того, чтобы уничтожить всякую возможность возрождения истинной России — или, как минимум, чтобы воскресшая Россия имела максимальное количество проблем. Сама идентичность РФ состоит в её неполноценности.

Что касается прочих постсоветских государств, здесь дело обстоит сложнее. Например, Таджикистан или Молдова — типичные "провалившиеся государства", хотя и по разным причинам. Армения и Азербайджан — государства успешные, но имеющие серьёзные проблемы, как с прошлым, так и с будущим, поскольку их национальные проекты несовместимы, а сколько-нибудь реалистические способы их решения отсутствуют. Туркменистан — новая Северная Корея: страна, выпавшая из истории. Несколько удачней дело обстоит с Белоруссией. Это одно из самых успешных постсоветских государств — именно за счёт простраивания внятного национального проекта. Беларусь — единственное постсоветское государство, которое внятно претендует на позитивную часть советского наследия.

Отдельный разговор — о странах, переживших "оранжевую революцию", поскольку они перестали быть именно "постсоветскими" государствами.

Особенно интересным вариантом успешной постсоветской государственности является казахский.

Следует иметь в виду, что о современном Казахстане мы знаем крайне мало. Между тем, это одна из самых успешных стран СНГ — как в экономическом, так и в политическом смысле.

Об экономических успехах Казахстана мы говорить не будем — тут достаточно посмотреть любую таблицу с соответствующими цифрами. Заметим только, что для Казахстана "сырьевая ориентация" не является шагом назад, как для России. Как и освоение индустриальных технологий, доставшихся от советского периода. Тот же самый Китай, современная сверхдержава, отстаёт от России ещё сильнее: по сути, китайцы осваивают технологии шестидесятых (а то и пятидесятых) годов прошлого века, в то время как Казахстан имеет на своей территории целый ряд производств, запущенных во времена пика советской модернизации.

Но гораздо важнее политические успехи Казахстана. В отличие от того же Узбекистана, являющегося, по сути, слегка модернизированной деспотией, в этой стране выстроена модель восточной демократии, в чём-то напоминающей раннюю индийскую — времён клана Ганди.

Надо сказать, что сама тема "восточных демократий" у нас освещена мало. Вкратце: речь идёт о режимах, которые не просто имитируют демократические процедуры (в частности, выборы) ради легитимизации собственной власти в глазах Запада, но глубоко интегрируют элементы демократии в политическую практику — сохраняя при этом многие "восточные" черты общества и не увлекаясь идеей модернизации ради модернизации. Это непростая позиция, но она даёт серьёзные преимущества в стратегии. Та же Индия одно время играла роль центра влияния "третьего мира" — хотя бы в качестве инициатора и лидера Движения неприсоединения.

Как правило, такая стратегия требует тщательно выработанной позиции в области прошлого и будущего. Так, "восточная демократия" всегда ищет свои корни не в заимствовании, а в национальных традициях. ИНК возводил демократию к "арийским традициям". Назарбаев принял в качестве государственной так называемую "евразийскую идеологию", суть которой — в позитивной оценке кочевнических форм государственности. Назарбаев, к примеру, вполне искренне проповедует "народовластие с опорой на степные традиции", то есть вписывает существующий режим в историческую перспективу.

Разумеется, правление самого Назарбаева можно считать — в лучшем случае — просвещённым авторитаризмом. Однако, это именно тот уровень демократии, который современный Казахстан готов и способен принять.

Теперь обратимся к теме "оранжевой революции". Сейчас уже ясно, что "оранжад" — это точка прекращения существования постсоветской государственности именно как "постсоветской", то есть берущей своё начало (и отталкивающейся) от истории своей страны в качестве бывшей союзной республики. "Оранжевая революция" — это имитация нового начала, чистого листа, на котором можно нарисовать новую государственность — и одновременно готового национального проекта, который стоит только подписать, ну и заполнить несколько граф в готовом бланке. Это парадоксальное сочетание "чистого листа" (прошлое теперь начинается "оранжадом") и "готового бланка" (будущее теперь детерминировано указаниями кураторов, ведущих очередную оранжевую страну "куда нужно") необходимо для имитации государственной полноценности.

Выгодно ли России сохранение постсоветской государственности в её развитом виде? Белоруссия уже много лет ведёт разговоры о союзе с Россией (а то, что они остаются разговорами, является во многом виной российского руководства). Узбекистан на днях обрёл статус "ближайшего союзника" России, а казахский режим до сих пор доставлял России гораздо меньше неприятностей, чем мог бы, и даже чем ему было бы выгодно. Так, то же самое умеренное "евразийство", исповедуемое Назарбаевым, — в любом случае куда более приемлемая идеология, чем то буйное антироссийское веселье, которое началось после "оранжевых революций" в Грузии или на Украине. И даже если смена режима будет осуществлена под предлогом его дальнейшей демократизации (уже известно, что сейчас обкатывается сценарий "казахской парламентской республики"), это будет значить одно — переход власти в стране под внешнее управление, причём для России — заведомо враждебное. Все "оранжевые" режимы — русофобские и россиефобские.

Фактически, сохранение и защита трёх очагов развитой постсоветской государственности, перечисленных выше — причём вместе с их проектами — может считаться приоритетной задачей вменяемой российской внешнеполитической активности. Наиболее уязвимая точка в настоящий момент — Казахстан. О планах "оранжевой революции" в этой республике уже объявлено. Осталось понять, сможет ли казахское государство — с помощью России или без таковой — справиться с этим вызовом. В зависимости от этого будет перекраиваться карта постсоветского пространства.